Боксёрский гонг звенит так, словно у него припадок. Дирк вынужден засунуть палец в ухо, чтобы расслышать Роуз в какофонии недовольных криков и вёдер, которые бросают в сторону сцены. Он считает всё это очень, блядь, надоедливым, так что показывает публике средний палец и перепрыгивает канаты. Всегда полезно покинуть стадион до того, как привычные для окончания шоу массовые беспорядки начнутся в полную силу.
Последний оставшийся на ногах робот подбирает бессознательное тело Джейка и прижимает к своей груди, прежде чем улететь через крышу.
На другом конце "провода" Роуз даёт ему знать как дела.
РОУЗ: Вопрос не столько в том, как идут дела, сколько в том, как они не идут, и в данном случае не иду я.
РОУЗ: В смысле, я не могу, как физически, так и с философской точки зрения.
ДИРК: С философской точки зрения?
РОУЗ: Да.
ДИРК: Я не уверен в том, что это должно означать.
РОУЗ: Именно то, что не должно, Дирк.
ДИРК: Рад видеть, что моя генетическая предрасположенность к мелодраме живёт и здравствует в моих слизне-потомках даже спустя столько лет.
РОУЗ: Пожалуйста, не прерывай меня. Это важно, и мне потребуются все силы, какие я смогу найти для поддержания даже этой в основном монологической передачи важных фактов.
ДИРК: Понимаю. Прошу прощения за моё краткое простодушное вмешательство в разговор, который ты начала. Пожалуйста, продолжай.
РОУЗ: Благодарю.
РОУЗ: Как бы то ни было, речь идёт о моём "недуге", с которым ты уже знаком.
РОУЗ: Я пыталась найти правильный способ рассказать тебе, не вызывая незаслуженной тревоги, которая, несомненно, вызовет активацию присущего тебе непреодолимого желания "решить проблему" для меня, разбираться с которым в моём текущем положении у меня нет возможности.
РОУЗ: В последнее время я едва могу поднять запястье к моему лбу, чтобы выразить свою слабость. Твой бесполезный трёп – именно та тысячефунтовая соломинка, которая окончательно сломает мою спину.
ДИРК: Это очень печально слышать, разумеется. Но будь уверена, я нахожу утешение в том факте, что твоя слабость, судя по всему, ещё не добралась до твоих голосовых связок.
РОУЗ: Видишь, Дирк? Это именно тот трёп, который мне прямо сейчас от тебя не нужен.
ДИРК: Прошу прощения.
РОУЗ: Короче говоря, вот что.
РОУЗ: Я перехожу на новый уровень, и это ужасно.
Роуз меняет свою позу на диване, развалившись так, словно она вот-вот углубится в подробности последней сплетни об их общей подруге. В данном случае, об её истерзанной душе.
РОУЗ: Годы, проведённые за оттачиванием моих способностей Провидицы Света, обрекли меня на нечто близкое к почти безграничному предвидению. Обитание в этом идиллическом пост-каноническом мире истощило барьеры, отделяющие моё первичное сознание от воспоминаний и опыта всех моих обречённых альтернативных двойников, которые были забыты и отброшены во время нашего путешествия.
РОУЗ: По мере того, как я приближаюсь к осознанию моего Абсолютного Я, я не могу остановить проникновение в мою память сохранившихся знаний. Меня почти постоянно терзают видения от моих менее удачливых версий, а так же расширяющееся понимание метатекстуальной природы нашего существования.
РОУЗ: С каждым днём я подбираюсь всё ближе к полной картине повествования.
РОУЗ: Однако, я всё ещё пленница этого ограниченного тела. Мои очень ограниченные синапсы способны выдерживать напряжение лишь до определённого порога.
РОУЗ: Я трачу все мои силы на поддержание сосредоточенности моего сознания на важных событиях, но даже тогда я теряю способность понимать, что важно, а что неважно для канона, не говоря уже о том, что истинно или необходимо.
РОУЗ: И от всего этого я чувствую себя пиздец как хреново.
ДИРК: Оу. Ты закончила?
РОУЗ: ...
ДИРК: Ну, раз уж у нас тут полная открытость,
ДИРК: У меня то же самое.
Несколько мгновений Роуз молчит. Дирк слышит, как она тяжело дышит, насколько слабое у неё дыхание. Она выдавливает из себя короткую, без юмора, усмешку.
РОУЗ: Серьёзно?
РОУЗ: Это самый пылкий ответ, на который ты способен?
ДИРК: Разумеется, нет. Никто до сих пор не построил транспорт, который выдержит вход в атмосферу моих относительно пылких ответов, не говоря уже о самых пламенных.
ДИРК: И это был не ответ. Это было выражение сочувствия к моей заслуживающей жалости обременённой всезнанием дочери.
ДИРК: Мы страдаем от одного и того же недуга, Роуз.
Она позволила тишине повиснуть на несколько коротких секунд, переваривая это признание.
РОУЗ: Правда?
ДИРК: Конечно.
РОУЗ: Что-то мне не кажется, что ты особенно страдаешь от чего бы то ни было.
ДИРК: Ну, я не страдаю.
ДИРК: Пожалуй, я неверно выразился. Ты от этого страдаешь. Я под это адаптируюсь.
ДИРК: Уже адаптировался, вообще-то.
РОУЗ: Когда ты собирался рассказать мне об этом?
ДИРК: Когда ты была бы готова.
РОУЗ: И ты решил, что я готова получить эту критически важную информацию именно сейчас, а не когда-либо ещё?
РОУЗ: Чем настоящий момент отличается от любого другого, когда ты мог бы упомянуть об этом?
РОУЗ: Ты специально ждал, пока симптомы моего недуга станут невыносимыми, чтобы я наконец-то почувствовала необходимость полностью объяснить, что со мной происходит?
РОУЗ: То есть, по сути, ты ждал мольбы о помощи?
ДИРК: Ух ты. Ладно, теперь, когда ты это так сформулировала, я выгляжу как та ещё сволочь.
ДИРК: Но, пожалуй, ты не так уж далека от истины.
РОУЗ: Невероятно.
ДИРК: Слушай, это не та информация, которую можно вот так просто вывалить на людей.
ДИРК: "Привет, ребята, просто чтобы вы знали, границы моего сознания распадаются, и теперь я знаю практически всё обо всех и везде".
ДИРК: "И ещё, этот процесс должен бы разрывать моё тело на куски, но на самом деле я вполне неплохо с ним справляюсь. Но спасибо за ваше беспокойство".
ДИРК: "Короче, я просто подумал, что стоит дать вам знать. О моём непостижимом мозге и всё такое. Пока-пока".
РОУЗ: Ладно. Ты замкнутый парень. Это для меня не новости.
РОУЗ: Я не обижена на тебя, я просто...
РОУЗ: Так сбита с толку.
РОУЗ: Почему ты не страдаешь от тех же симптомов, что и я?
ДИРК: Придёт время и для того, чтобы объяснить всё это.
ДИРК: Несмотря на образ бессердечности, который я поддерживал, скрывая от тебя эту информацию, я на самом деле делал это в твоих интересах. Я не хочу слишком сильно вымотать тебя этим звонком.
ДИРК: Нужно столько всего ещё сказать, но с этим можно подождать.
ДИРК: Пока что я упомяну только о том, что я уже какое-то время осведомлён о твоей проблеме, и я работал над решением, которое должно навсегда решить её, не лишая тебя даров твоего расширяющегося сознания.
РОУЗ: Правда?
РОУЗ: Что это?
ДИРК: Я бы с радостью рассказал тебе, но нужно кое-что сделать. Почему бы тебе не зайти в мою мастерскую позже, чтобы мы могли перетереть всё это тет-а-тет.
ДИРК: Прямо сейчас тебе стоит отдохнуть.
РОУЗ: Вообще-то, я неожиданно чувствую странный прилив сил. Думаю, я готова к продолжению объяснений, если ты не против.
ДИРК: Не могу сказать, что я удивлён. Но нет.
РОУЗ: Я не вовремя позвонила?
ДИРК: Неа, но скоро начнутся выборы, и моя работа политического агента будет иметь критически важную роль для судьбы человечества.
РОУЗ: Понимаю. Шестерни внутри шестерней, я так полагаю?
ДИРК: Всегда шестерни. Шестерни повсюду.
ДИРК: Это не мои и не твои шестерни. У шестерней нет владельцев или создателей, но есть те, кто о них заботятся.
ДИРК: Они не будут продолжать вращаться сами по себе, если никто не станет смазывать механизм.
РОУЗ: Тяжёлая, должно быть, ноша – понимать, что ты единственный механик самой реальности.
ДИРК: Это проклятье, но кто-то должен это делать.
ДИРК: Побереги силы. Приходи в мою мастерскую, когда решишь, что готова.
ДИРК: До свидания.
Дирк вешает трубку, не дожидаясь ответа. Он хрустит шеей и чуть приспускает свои очки, чтобы полностью насладиться закатом в полную силу: пурпурный и оранжевый, смешивающийся в ослепительной кромке горизонта.
"Она права насчёт меня", думает он. В то время как его экто-дочь считает себя искусной художницей, что естественным образом выражается в аккуратном двухтактном стиле влияния, Дирк прекрасно понимает, что его методы механические как у инженера. В его методах нет ничего адаптивного или интерпретивного. У каждой детали есть назначение, надлежащее место, соединяющий механизм, и вне целого она, по сути, бесполезна.
Дирк, удовлетворившись моментом этой особенно остроумной рефлексии, перекатывается с носков на пятки и взлетает в небо.
|